ты слишком напряжена.
Я открыла глаза и увидела, что Тони улыбается мне, поглядывая сквозь пудру моих рассыпавшись по плечам волос. Он был так близко, что я вновь могла разглядеть его восхитительные радужки, наполненные искрами. С ними всегда оказывалось теплее — такое удивительное свойство греть одним лишь взглядом.
В дверь постучали, и Тони пошёл открывать. Лишившись его объятий, я обнаружила какое-то горькое сожаление, застрявшее в горле.
Тем временем портье накрывал на стол: виски, лёд в ведёрке, большая тарелка сыра, в высоком бокале «Мартини» — горка шоколадных трюфелей, настолько свежих и ароматных, что при их появлении в номере сразу запахло утраченным детством. Тони поймал мой жадный взгляд и протянул мне весь бокал. Я взяла одну конфету и надкусила. Горький шоколадный порошок немедля посыпался на подбородок, я стёрла его салфеткой, чувствуя всё бо́льшую неловкость.
Мы выпили по глотку виски. Как и обещал, Тони включил джаз — какую-то радиостанцию, но настроение заиграло совершенно иначе: вечер отпустил былое напряжение, сместившись в томную джазовую волну, благоухающую терпким какао, дубовым солодом и молочными сливками. Мы сидели в креслах друг напротив друга: Тони — немного растрёпанный, улыбчивый, хмельной, в синей рубашке, пропитанной до последней ниточки табачной вишней; и я — незаметно плывущая в пропасть, знающая об этом, но отпустившая все вожжи и ловящая флёр недолгого зыбкого счастья.
— Ты рада, что подписала контракт? — спросил Тони.
— Я мечтала об этом.
— Я не спрашиваю, мечтала ли ты об этом. Я спрашиваю — рада ты или нет?
Я улыбнулась:
— Тони, радость — слишком простое описание того, что я сейчас испытываю. Я в смятении — так правильней выразиться.
— Ты не слишком решительный человек.
— А ты?
— А я решительный, — спокойно улыбнулся Тони мне в ответ.
Я смутилась, потому что давно хотела задать ему один вопрос, но чувство такта мне мешало. Конечно, виски сделало своё дело, и стало на порядок сложнее сдерживать себя, а отпускать бестактные реплики — наоборот проще.
— Тони, расскажи мне о своей жене, — попросила я, наконец.
— Зачем тебе?
— Мне интересно.
Тони помрачнел. Полагаю, ему сделалось неловко при упоминании третьего человека, которого физически с нами не было, но будто всегда находившегося рядом незримо.
Молчание длилось долго, что я успела внутренне раскаяться за свои слова и приготовилась отречься от них, чтобы Тони смог вновь вернуться к непринуждённому общению.
Но тут он заговорил:
— Её зовут Катя. Она медик, фельдшер на «скорой». Она из того сорта медиков, которые работают за идею, а не за зарплату. Работа трудная, но бросать её Катя не хочет. Мы вместе пять лет. Познакомились в интернете. Поболтали ни о чём, потом встретились. Всё, как положено — бурный роман, потом стали жить вместе. Потом поженились. Катя уже была раньше замужем, муж был пьющим, поэтому, собственно, и разошлись. У неё есть сын, Гриша. Ему сейчас одиннадцать. Трудный возраст. Но, наверное, дальше будет ещё труднее… Катя его любит, балует, тратит всю зарплату только на его хотелки. То он какую-то мышь игровую навороченную попросит, то очередную приставку — она все заказы исполняет. Я стараюсь по возможности заменить ему отца, но у меня слабо получается. Кроме того, он знает и помнит, кто его биологический родитель. Мне в этом плане было проще… Гриша любит своего отца, кажется, даже намного больше матери. Хотя Катя из кожи вон лезет, а отец этот так называемый пальцем пошевелить не хочет, чтобы даже просто с сыном увидеться. Но сердцу, как говорится, не прикажешь. В общем, ближе к этому Новому Году мы с Катей стали опять ссориться. Катя попросила денег. Приличную сумму. Это не проблема. Денег мне не жалко. Пусть бы она только просила на себя. Неважно, на что — платьица, украшения — без разницы. Но она стала просить на новую причуду для сына. Он там заказал новую консоль с кинектом и каким-то шлемом виртуальной реальности. Ну, это какая-то супер-навороченная штука для игр. Знаешь, можно бегать в этом шлеме, убивая всяких монстров. Идея, в целом, неплохая — Грише как раз нужно больше двигаться, а то к двенадцати годам он наберёт почти центнер, и тогда деньги понадобятся уже на врачей. Но проблема в том, что все свои игрушки Гриша быстро забывает, а учится он плохо, жиреет… Короче, я предложил альтернативные варианты: купить ему велосипед, купить ему абонемент в спортзал, записать его в какую-нибудь секцию. Может, в лагерь какой-нибудь отправить. Я б на его месте был в восторге от такого. Я сказал, что сам всё организую — отвезу, привезу, научу, подскажу. Так ведь поступают настоящие отцы? Но, увы, все мои предложения вызвали только гнев. С одной стороны, какая мне разница, на что потратит деньги Катя? С другой стороны, дело ведь не в деньгах, а в том, что они в итоге принесут. Можно долго спорить, что радость ребёнка от желанного новогоднего подарка бесценна. Но я с трудом верю в настоящность этой радости. Слишком уж она мимолётна. Сегодня Катя подарит Грише приставку, и он скажет ей: «Мамочка, я так рад», а завтра начнёт снова вопить, что хочет к папе.
Тони покрутил свой бокал со льдом и виски в руке. Льдинки отозвались мерным перестуком. Тони хмыкнул невесело и осушил бокал до дна.
Я молчала, не зная, что сказать, что посоветовать, и требуются ли здесь какие-то советы. А если требуются, то — какие? Разве есть у меня хоть малейший опыт в решении таких сложных нагромождений жизни? Я скорее была обескуражена той честностью, которую получила.
Вновь нахлынула грусть, но уже не за себя, а за человека рядом со мной. Человека, который стал мне за одну неделю небезразличен настолько, что я хотела бы чем-то помочь, но могла только пить виски и слушать.
— Прости, что вот так выплеснул на тебя свои проблемы, — мрачно сказал Тони.
— Я ведь сама попросила.
— Да. Но просить о чём-то и получить это — разные вещи. Ожидания и реальность порой не совпадают.
— Ты называешь себя решительным человеком… — осторожно начала я.
— Так и есть. Что из этого следует?
— Что ты можешь решить эту ситуацию, как-то повлиять на неё… — обронила я, сама до конца не понимая, что имею в виду.
Тони безрадостно усмехнулся. А меня вновь пробрали мурашки по всему телу, но совсем не нежный трепет вскрывали они, а сомнения, имею ли я право произносить подобные вещи.
— Я хочу сказать, — опять сделала я попытку объясниться, — что ты изначально вступал в отношения
